День рождения Иосифа Бродского: воспоминания близких людей о жизни поэта в Нью-Йорке
24.05.2021, 16:57 EST
Ольга Деркач
24 мая 1940 года родился русский поэт Иосиф Бродский. В честь его дня рождения и чтобы почтить память, издание «Радио Свобода» собрало воспоминания современников Бродского.
Букинист Александр Рабинович
«Я бывший ленинградец. В 1956 году окончил книготорговый техникум и поступил на работу в книжный магазин в отдел старой книги. Там я работал под руководством опытных книжных антикваров. В 1959 году познакомился с Иосифом Бродским, которого привел ко мне мой близкий приятель, впоследствии известный писатель Сережа Вольф. Я уже работал в магазине на углу Литейного и Жуковского, а дом Мурузи находился в нескольких кварталах от этого места. Иосиф каждый раз, когда шел в сторону Невского, к нам заходил. Это было время, когда только-только стали разрешать продавать книжки поэтов Серебряного века, и у нас очень интересная была витрина – первые издания Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Блока. Это был еще запретный плод в то время. Конечно, всем это было интересно, – рассказал Рабинович. – У нас с Бродским были хорошие приятельские отношения, но не было тесных контактов, я был занят на работе, а у него был совершенно другой круг знакомых и друзей. Ему были интересны книги, которыми интересовалась вся молодежь этого круга. Это первые издания Ахматовой и Цветаевой. Ребята, которые тянулись к поэзии, приходили, смотрели на эти книги».
Позже букинист покинул СССР и переехал в США и встретил там старого знакомого, пишет «Радио Свобода».
«Я приехал сюда в 1977 году, и в 1984-м было выступление Бродского в Сохо, в галерее Яши Рыклина. Я прочел в газете об этом, там было написано, что строго по приглашениям, я нашел телефон Иосифа, ему позвонил. Он говорит: «Приходи». Там было чтение стихов. Я пришел, там было много знакомых. У нас была приятная встреча, и мы стали перезваниваться время от времени. Однажды он мне позвонил и попросил найти ему двухтомник австрийского писателя Музиля на русском языке. Я был как раз в Манхэттене, я к нему заскочил, под рукой не было бумаги, я это имя слышал впервые тогда, он вырвал чек из чековой книжки, здесь мы записали. Таким образом, у меня его чек остался. Одновременно с этим он спросил, нет ли у меня книги Мариенгофа «Циники», он хотел прочесть ее. У меня оказалась эта книжка, издана она была в Берлине в 1928 году. Я ему привез эту книжку. Все это закончилось тем, что он мне подарил сборник с автографом «С благодарностью за выручку»», – вспоминает Рабинович.
«Любимый поэт Бродского XIX века – Баратынский. У меня был экземпляр первой книги стихов Баратынского, 1826 года, в первозданном виде. И я ему просто подарил, потому что знал, что его это интересует. Поэт, которого он ценил, как он говорил, выше Пушкина, – говорит букинист. – Иосиф приезжал ко мне, есть фотография, где мы сфотографированы вместе. Однажды я ему позвонил, поделился, что мне удалось найти альбом с раскрашенными гравюрами видов Петербурга художника Паттерсона. Это вещь чрезвычайно редкая. Альбом содержал 15 листов, в Эрмитаже не было полного альбома такого. Он говорит: «Я хотел бы посмотреть». Я говорю: «Приезжай, посмотри, пообщаемся». Он выбрался, приехал. Этот альбом я ему показал. Он сказал: «Я скажу Мише Барышникову, чтобы он купил». Так и произошло, Миша купил. Параллельно я ему показывал книжки по истории Петербурга».
Рабинович обладает огромной коллекцией автографии Бродского, некоторые он получил в благодарность, некоторые купил у знакомых. Это для него и воспоминание о друге и дань памяти одновременно.
Ася Пекуровская – филолог и писательница, первая жена Сергея Довлатова
«С Иосифом я познакомилась в 1959 году, где-то мы в гостях встретились. Мы ходили в чем попало, а он меня вызвался провожать и надел доху. Он выглядел таким импозантным. Это первое, что меня в нем поразило», – вспоминает Пекуровская.
«Я уехала в США в 1973 году, 8 месяцев спустя после его отъезда. Он меня пригласил в китайский ресторан на 82-й улице. Когда мы ехали туда в такси, я его спросила: «А почему же ты не водишь автомобиль?» На что он мне помпезно ответил, что привык игнорировать действительность, поэтому никогда автомобили водить не будет. Конечно, спустя какое-то время он уже водил старенький «Мерседес», – говорит писательница. – Я, конечно, должна быть ему обязана. Когда я приехала, мою кандидатуру рассматривали для работы какой-то младшей букашки в Стэнфордском университете. Я звоню Осе и говорю: «Ося, мне нужна характеристика». Ося мне выдает характеристику и, нарушив все каноны университетской жизни, мне посылает копию. И что же я читаю? Оказывается, я великий знаток Библии, знаю классицизм, сентиментализм. Одно клише за другим. И эти клише работали так замечательно, что меня тут же на носилках принесли в Стэнфорд, и я там преподавала, пока меня оттуда благополучно не выгнали».
«Нью-Йорк Ося полюбил. Это был город, который в него вошел, и о нем он уже писать не мог. Он любил джаз, но в Нью-Йорке никогда не ходил в джаз-клубы. Думаю, что это такая питерская закваска, мы вообще культурой не интересовались. Джаз мы слушали на джем-сейшенах, в музеи не ходили. Питерская культура была другой. Москвичи, по-моему, иначе смотрели на эти вещи, а у нас как-то это не водилось. Довлатов гордился тем, что не ходил в Эрмитаж», – вспоминает Пекуровская.
Родственница поэта Елена Осташевская
«В дом номер 22 по улице Пьерпонт в Бруклин-Хайтс семейство Бродских переехало осенью 1992 года. Квартира, которую они снимали много лет на Мортон-стрит в Манхэттене, подорожала, кроме того семейство расширилось. Бродский женился, родилась Анечка, поэтому им нужна была большая квартира, больше площади, больше воздуха. Выбор их пал на Бруклин-Хайтс, район старого Нью-Йорка. Этот район заселялся еще в те времена, когда Бруклин был самостоятельным городом, он объединился с Нью-Йорком в 1898 году, – говорит родственница. – Это был центр проживания довольно состоятельных семей. Об этом говорит и архитектура Бруклин-Хайтс, и знаменитая коллекция особняков, выстроенных во второй половине XIX века, чьи фасады покрыты характерным коричневым мрамором, или гранитом, или песчаником. Дом, куда они переехали, по цвету и по камерному своему виду весьма отвечает общему характеру Бруклин-Хайтс. Именно здесь, на Бруклин-Хайтс, жил, работал и основал свою газету Уолт Уитмен, здесь же решил поселиться и Оден, излюбленный поэт Бродского».
В квартире была огромная гостиная с очень высокими потолками, два высоких окна. С гостиной было видно небольшую кухню, очень уютную и приятную. А со спальни юродских был спуск на задний дворик, куда выходили окна из гостиной.
«Они переехали сюда осенью 1992 года. В то время Бродский плохо себя чувствовал, как всегда, сердечные проблемы, маленькая девочка на руках у Марии, гора коробок. Особенно трудной задачей была распаковка коробок и расстановка книг по высоким стеллажам. Потолки были очень высокие, вдоль всех стен гостиной шли стеллажи, которые надо было заполнить. Понимая сложность этой задачи, мы предложили Иосифу и Марии помощь. И через два-три дня после их переезда пришли к ним вчетвером: я, мой муж Ося Осташевский, мой сын Женя и его тогдашняя подружка Майя, – вспоминает Осташевская. – Вчетвером мы все дружно распаковывали коробки, расставляли по стеллажам книги. Под интереснейшие разговоры с Бродским, под разговоры с Марией, обсуждения книг, общих проблем работа шла бойко. Мы в течение нескольких часов распаковали всю кипу книг. Работа закончилась уже к вечеру. Все, естественно, проголодались, тогда Бродский предложил: «Давайте пойдем пообедаем». Мария с малышкой остались дома, а мы отправились в любимый японский ресторан Иосифа. Он очень любил экзотическую кухню – японскую, таиландскую, индийскую. Попрянее, поострее, посолонее, наперченнее – это был любимый его вариант меню обеда. Бродский, как всегда, сказал: «Ребята, закройте меню, выбирать буду я». Он был поразительный знаток всех видов суши, всех видов роллов, разных видов рыбы».
«Последний день его рождения был памятным. Он праздновался во внутреннем дворике в мае 1995 года. Пришло огромное количество народа. Роман Каплан организовал угощение. Мария организовала маленький камерный ансамбль, который в гостиной развлекал гостей. Играли какую-то камерную музыку из его излюбленного репертуара, музыка барокко, – рассказывает родственница поэта. – Мы приходили сюда много раз просто так посидеть, поговорить, побеседовать. Когда мы приходили к ним в последние дни, зашел разговор о каких-то стихах или о какой-то книге, которая находилась у него в кабинете, а мы сидели в гостиной. Он, чтобы не подниматься и не спускаться лишний раз, потому что ему было уже тяжело, попросил Любку сгонять наверх и принести то, что он просил. Явно дело шло к плохому концу, хотя никто не хотел об этом даже думать».
Смерть поэта
«Несмотря на то что он болел много лет – у него были очень серьезные проблемы с сердцем, инфаркт, много раз прочищали сосуды сердца, – смерть эта была неожиданной, как раскат грома, как молния, – говорит Осташевская. – Ему постоянно предлагали операцию по пересадке сердца, но Бродский всегда отрицательно относился к этой идее, потому что слышал, что период выздоровления после такой тяжелой операции очень длителен, а кроме того, грозит потерей интеллектуальных способностей. Он очень этого боялся и категорически сопротивлялся, на любое предложение отвечал отказом».
28 января 1996 года поэт скоропостижно скончался. Вечером 27 января его жена пошла спать, а он отправился в свой кабинет, чтобы завершить работу. Утром, не обнаружив его рядом с собой на кровати, Мария нашла его мертвым за рабочим столом. Он умер от внезапной остановки сердца вследствие инфаркта.
Жена хотела, чтобы хотя бы день-два только члены семьи и самый близкий круг друзей разделили это горе, пришли к неизбежному заключению, что Иосифа больше нет, что остались только его стихи, его «образ неповторимый в наших сердцах».
30 января состоялись похороны. Мария решила, что тело должно быть выставлено в похоронном доме на Бликер-стрит в Гринвич-Виллидж. Это место было доступно для всех, кто желал проститься с ним. В течение двух дней стояла нескончаемая очередь почитателей гения Бродского, его поэзии, всех, кто хотел проститься с ним. Мария всеми силами старалась ограничить бесцеремонных журналистов.
По теме: Свой последний юбилей Иосиф Бродский отпраздновал в Нью-Йорке: как это было
«Мария подошла к нам и сказала: «Я слышала, что Черномырдин (который был тогда премьер-министром России) находится в Нью-Йорке и собирается со всей своей свитой прийти в похоронный дом. Он хочет сфотографироваться на фоне гроба Бродского. Я умоляю вас всеми силами предотвратить это». Она не хотела, чтобы Черномырдин фотографировался на фоне Бродского и потом эта фотография обошла весь мир, – говорит Осташевская. – Поэтому, когда мы увидели, что входит Черномырдин, окруженный своей свитой, и они подходят к гробу, мой Ося бросился к нему и его телохранителям и сказал: «Вдова поэта категорически запретила фотографироваться на фоне Бродского». – «Что такое? Почему?» – «Вдова поэта категорически запретила». Надо сказать, что они послушались».
В день похорон собралась огромная толпа, все друзья съехались со всех концов света с тем, чтобы попрощаться с Бродским в этой церкви.
«Когда закончилась прощальная церемония, все поехали на кладбище, где он был временно захоронен. Это кладбище Святой Троицы, которое находится в Верхнем Манхэттене и нависает над Гудзоном. Это старое католическое кладбище. Гроб с телом Бродского был помещен в небольшой саркофаг. Сначала была церемония на кладбище. Далеко не все, кто прощались с ним в этой церкви, приехали на кладбище. Потом само захоронение. Я помню, что мы стояли довольно долго на морозе, был очень морозный день. После похорон все приехали на квартиру в Гринвич-Виллидж, где все по очереди читали его стихи по-русски, его стихи в переводе на английский язык. Через 40 дней более расширенное прощание происходило в соборе Святого Иоанна, недалеко от Колумбийского университета, на Амстердам-авеню и 113-й улице, – вспоминает родственница поэта. – Через год после его смерти узкий круг его друзей собрался в этой же церкви. Лосев, Роман Каплан, Томас Венцлова, многие другие. Мы сели там, где находятся алтарные деревянные кресла. Мария предупредила нас заранее, что она хочет, чтобы каждый из нас прочитал по любимому стихотворению Бродского».
